Осенью 1943 года, когда советские войска прорвали Миус-фронт и, преследуя противника, двинулись в сторону Мариуполя, машина военкора Виталия Закруткина оказалась в самой гуще дороги, запруженной наступавшими дивизиями. Закруткину не терпелось побыстрее добраться до места активных военных действий, и он упросил водителя сократить путь, свернув на проселочную дорогу.
Проехав по безлюдной степи, они поравнялись с руинами сожженного хутора, в котором не видно было ни человека, ни деревца. «Мы уже приближались к выезду из руин, как вдруг из какой-то темной норы выскочил голый мальчишка лет четырех, а следом за ним из той же норы выползла еле прикрытая лохмотьями молодая женщина. Увидев нас, она остолбенела от страха. Но, рассмотрев на наших фуражках красные звезды, она вскрикнула, упала на колени, захлебываясь от рыданий, стала целовать полы наших шинелей».
Женщина рассказала, что всех хуторян немцы угнали в рабство, только ей одной удалось избежать этой участи, спрятавшись в кукурузе. Хутор был сожжен. Найдя уцелевший погреб, она провела в нем больше года.
Образ хуторянки в грязных солдатских отрепьях долго стоял перед глазами Закруткина. Еще там, на войне, он написал о ней в рассказе «О живом и мертвом», который напечатали в 1944 году в Ростове. А потом, под впечатлением от других страшных историй и картин войны, он эту женщину забыл и вспомнил лишь четверть века спустя, перечитывая собственный рассказ. Его вновь захватили мысли о ней, ее удивительной стойкости. Так родилась повесть «Матерь человеческая».
Эту повесть перевели на множество иностранных языков, а кроме того, на язык кино и театра. По мотивам этой повести в середине 1970-х сняли одноименный фильм, в котором главную роль сыграла Тамара Семина. А в начале 1980-х спектакль «Матерь человеческая» поставили в Ростовском драмтеатре. Его зрители по сей день вспоминают добрым словом замечательную донскую актрису Тамару Яблокову, исполнившую роль закруткинской Марии.
В ряде сцен нынешнего спектакля перед зрителями возникают сразу три Марии: Мария военного лихолетья, Мария предвоенная и Мария-школьница. Эти две Марии - словно ангелы-хранители для той, которая осталась одна на пепелище родного хутора. Они находят нужные слова, когда Мария, придавленная гибелью мужа и сына, всем обрушившимся на нее ужасом, молит Небо о ниспослании смерти и ей самой. Они подают ей повязки, чтобы перевязала смертельно раненую девочку-хуторянку, а потом еще одного нежильца на этом свете – молодого немецкого солдата. В порыве ненависти к фашистам Мария уже заносит над ним тесак, но – жалобный вскрик: «Мама!», и она останавливается, не в силах добить раненого врага.
Мария предвоенная подвигает просто Марию на сбор урожая, выращенного колхозной бригадой, – на спасение того, во что земляки вложили столько тяжелого и кропотливого труда.
Мария одна, но не одинока. Она представляет, как живых, хуторян, упокоившихся на сельском погосте (зримы они и для зрителей), чувствует себя в ответе за судьбу хутора и перед ними, своими предшественниками на этой земле. Ответственной за урожай и прибившихся к ней коров и собак. За ту новую человеческую жизнь, которая зародилась в ней накануне обрушившихся на хутор несчастий. За семерых детдомовцев, которые забрели сюда, спасаясь от бомбежек.
По замыслу театра, «Матерь человеческая» вместе с премьерами предыдущих сезонов - «Тихим Доном» и «Цыганом» должна составить букет спектаклей по произведениям донских писателей. Нынешнюю постановку осуществила та же команда, которая работала над предыдущими двумя: приглашенный режиссер Геннадий Шапошников, ростовский художник по костюмам Наталья Пальшкова, сценограф Виктор Герасименко, главный художник московского театра «Новая опера».
Сценическое пространство «Тихого Дона» было живописным: поле золотых подсолнухов, золотая степь… Колорит «Цыгана» вызывал в памяти фотоснимки из старых семейных альбомов, а колесо телеги, представая в самых неожиданных вариациях – от оконной рамы до столешницы, – превращалось в многомерный и многозначный символ. «Матерь человеческая» решена в черно-белых тонах с редкими всполохами алого. На сцене – словно перевернутый лабиринт с черным коридором. В самом финале спектакля глухая стена этого коридора рухнет, чтобы впустить в проем солдат-освободителей, а вместе с ними – весну, пробившуюся туда цветущей яблоневой ветвью.
Автор: Марина Каминская
Источник: "Наше время"
