ЗДЕСЬ ЧТО-ТО ПОХОЖЕЕ НА БЕДЛАМ…

«Сумасшедшая любовь в селе Степанчиково». По повести Ф. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели».

Ростовский Академический театр драмы им. М. Горького.
Режиссер Геннадий Шапошников, художник Виктор Герасименко.

Что-то похожее на бедлам… Именно это показалось полковничьему племяннику Сереже, когда он провел недолгое время в усадьбе своего дядюшки. Вполне можно так поименовать и жанр премьерной постановки Ростовской драмы (пьесу по повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» написал Владимир Малягин). Спектакль назвали «Сумасшедшая любовь в селе Степанчиково». То ли для дополнительного привлечения зрителей, то ли в порядке упреждения: будет вам сейчас изображаться слепое, безоговорочное, истеричное поклонение некоей персоне.

Геннадий Шапошников был приглашен в Ростов вторично, после удачной работы над «Тихим Доном». Его соавтор, художник Виктор Герасименко, выстроил на сцене двухъярусную ажурную конструкцию, белую, пронизанную светом — возможно, для контраста с теми безобразиями, которые будут тут происходить. Костюмы на обитателях Степанчикова тоже светлые, плотной ткани, с расширенной линией плеча, богатством декоративных отделок, с высокой шнурованной обувью. «Фантазии на тему ампира», как определила свою идею художник по костюмам Наталья Пальшкова.

Режиссер населил сцену фигурами настоящего паноптикума, каждая из которых, пожалуй, — «из фаланги огорченных». Здесь очевидно женское верховенство — от генеральши до ключницы, и у каждой свой способ утверждаться. Пяти колоритным теткам пальца в рот не клади — откусят. Мощная ключница Матрена (Ольга Васильева) наступает, как танк, поражая хозяйской поступью и бабьей силой. Анфиса Обноскина (Юлия Борисова) умеет приструнить грозным окриком, Перепелицына (Наталья Гординская) — живой знак подобострастия, угодливости. Она и не распрямляется никогда, чтобы образ не сломать. Барыне служит истово, всегда нужное слово вставит. Ее особенно слышно в общих визгах и стенаниях. Татьяна Ивановна (Кристина Гаврюкова), будучи не в полном здоровье (на почве скоропостижного счастья, а именно — вдруг свалившегося богатства), назойливостью и прилипчивостью разгоняет мужчин, хотя, напротив, надеется их привлечь. И, наконец, центр композиции — генеральша Агафья Тимофеевна (Татьяна Шкрабак) с безотказным оружием: слезливыми попреками да припадками. Прием отработан до автоматизма, подручные приживалки, не мешкая, подкладывают заранее заготовленные подушки под тело генеральши, с привычной ловкостью падающее на них. Кстати, мне кажется, эксцентрика могла бы чувствовать себя в избранном жанре еще более вольготно.

В усадьбе, куда «много всякого бабья напихалось», почти все особи мужского пола выглядят хлипковато. Бездельник Поль Обноскин (Алексей Тимченко) в демонстративной скуке полирует ногти. Позволяет себе некоторую резвость, когда мамаша на него цыкнет или Татьяна Ивановна допечет преследованиями. В критический момент вместе с Мизинчиковым он шустро взбирается на колонны, и оба застывают в позе атлантов, подпирающих свод руками.

Вся «свита» играет «короля» с такой красноречивостью и не оставляющей сомнений определенностью, что черты монстра проступают еще до его торжественного выхода. Явления Опискина ждут с особым трепетом, и при одном упоминании его имени (Ежевикин спрашивает, где он) у всех начинаются судороги. Позже Ежевикин (Юрий Добринский) удачно найдет свое место в верноподданнической скульптурной группе: подсунет маленькую подушечку под ноги Фоме и, не удовлетворившись этим жестом, носовым платочком отрет туфли благодетеля. А лакей Видоплясов (Роман Гайдамак) даже будет записывать за Фомой его краснобайские речи. Он же «возвестит Фому», исполненный при этом горделивой важности, точно лицо для особых поручений. Человек тяжело закомплексованный, Видоплясов отчаянно пытается переломить свою судьбу. Хотя бы фамилию сменить, что ли… С застывшим на лице выражением крайней уязвленности, одетый в некое подобие юбочки и туфли на каблуках, кокетливо грассирующий, он несуразен и неловок. Его никто не принимает всерьез, и от этого несправедливость судьбы кажется уж вовсе непереносимой. Возвестить звезду, когда все взгляды на секунду обращены к нему, — крошечная компенсация за жизненные невзгоды.

И вот, наконец — Фома Фомич Опискин собственной персоной (Сергей Власов). Наряженный, конечно, иначе, нежели остальные обитатели села, он выглядит как респектабельный господин: в длинном темном сюртуке с белоснежным жабо, в цилиндре. Спускается по лестнице, не спеша, не глядя ни на кого (и так знает, что все замерли в сладостном размягчении). Впечатление портят согбенность и постное выражение лица. Ясное дело: человека, достойного общения с ним, тут нет. Фома, как обычно, снизойдет до того, чтобы в очередной раз вразумить обитателей Степанчикова, погрязших в эгоизме, сластолюбии и прочих грехах.

Начинается омерзительная расправа с несчастным Фалалеем. С. Власов играет изувера, который наслаждается всеобщей покорностью, принимая обожание как тягостное обстоятельство, как побочный эффект чести и славы. Но эту малопочтенную публику, состоящую из полоумной барыни и ее приживалок, ведь и обмануть не трудно — она сама обманываться рада (простите, что потревожена тень великого поэта). Нам явлена живая, убедительная иллюстрация очевидной истины: где есть лакеи, там непременно будет и деспот. А вот когда над Фомой нависает нешуточная угроза быть изгнанным, должна, как я полагаю, разыгрываться партия посложнее. Это Ростанев не видит, как виртуозно выскальзывает Опискин из щекотливой ситуации, и принимает его «благородство» за чистую монету. А мы должны видеть — вплоть до артистичной игры с купюрами, которые Фома (по повести) не порвал, не испортил и не просто швырнул, а лишь слегка помял и с осторожностью опустил. И второй сюжет изгнания, возвращения и воцарения Фомы навсегда в Степанчикове тоже, на мой вкус, этого требует. «Выпиливает» Фома филигранно, положив полковника на обе лопатки, и хочется полюбоваться тонкостями этой работы.

Евгений Климанов играет Ростанева хоть и безоговорочно «положительным», но в то же время наивным до полной бестолковости и прискорбного неумения распознавать людей. Он смешон стараниями оправдывать любую низость и глупость, полагая их «от доброго сердца». Правда, произносит полковник эту чушь, несколько стесняясь, но произносит!

Строго говоря, бескомпромиссно суров по отношению к Фоме только Бахчеев (Олег Ширшин), который не стесняется в выражениях на его счет и брезгливо, похохатывая, наблюдает за очередной сценой, в которой Опискин «пронзает социальные язвы». А еще дворовые с забавными метелками-рожками и бантиками на голове, точно персонажи площадного представления. С наступлением сумерек они садятся в кружок, подсвечивая себе тускловатыми фонарями, и тихонько поют язвительные частушки (это актерская самодеятельность, забавная и непритязательная, из разряда «а пусть будет!»). Всласть посмеялись над притязаниями Видоплясова, судорожно меняющего фамилии, а в конце приложили и Опискина:

Ози, ози, ози, ози, оз,
Попадешь ты головой в навоз.
Очо, оча, оча, о-ча-ча,
Если дальше будешь слушать Фомича.

Ну, в народе-то всегда трезвого ума доставало, да не всегда он надобился.

Источник: "Петербургский театральный журнал"

Автор: Людмила Фрейдлин