КТО ТАКОЙ.

Георгий Кавтарадзе родился 2 апреля 1940 года в Тбилиси. Окончил режиссерский факультет Тбилисского театрального института им. Ш. Руставели. С 17 лет работал в Тбилисском академическом театре имени К. Марджанишвили, был рабочим сцены, режиссером и актером этого театра. С 1962 года — актер и режиссер Тбилисского академического драматического театра имени Ш. Руставели. Также Кавтарадзе работал главным режиссером драматических театров Батуми, Сухуми и Кутаиси. Ставил спектакли в Болгарии, Чехословакии, Ростове-на-Дону и Таганроге. Георгий Георгиевич снялся более чем в двух десятках фильмов. Среди них — «Не горюй!», «Мелодии Верийского квартала», «Подранки», «Кукарача», «Возвращение Будулая».

— Я впервые приехал в Таганрог на фестиваль чеховских пьес. Я тогда руководил Тбилисским Грибоедовским русским театром. И мы привезли «Вишневый сад» в моей постановке. Актер Ростовского театра имени Горького Игорь Богодух, с которым мы дружили, пригласил худрука театра Николая Сорокина на постановку. Через неделю я получил приглашение в Ростов. Сказали, желательно, чтобы это был Шекспир. Тем более что грузинский театр часто берется за Шекспира. Я согласился, при условии, что Игорь Александрович Богодух будет играть короля Лира. Это был 1994 год. В 1995-м я поставил «Бесов» Достоевского, «Ричарда Третьего» — в 1996 году, Ричарда очень хотел играть Сорокин.

В Таганроге поставил Мережковского — «Царевича Алексея», к 300-летию города. Это они предложили. Там же поставил «Гамлета», «Белые флаги» Думбадзе, «Поминальную молитву» Горина. Так что эти два театра являются моим домом.

 — Да вы, наверное, как приглашенный режиссер поставили в Ростове и Таганроге больше, чем кто-либо. 

— Здесь мне очень хорошо работается. Считается, что идеальное сочетание — это грузинская режиссура и русские актеры. Вот я и хочу перебросить такой мостик. Репетирую с тремя составами. Мне очень приятно работать с актерами среднего и молодого поколений. Они очень внимательно слушают, и меня это творчески зажигает.

 — Почему вы остановились на «Трех сестрах» Чехова?

— Мы договорились о постановке в Ростовском драмтеатре. Потом были прения. Я предложил Нодара Думбадзе — «Солнечную ночь». Когда-то в Ростове шел его «Закон вечности», и довольно успешно. Мне сказали: Думбадзе сделаем в будущем, а сейчас дайте другой вариант. У меня был список, среди прочего там были «Три сестры». Они сказали, что «Три сестры» было бы неплохо.

— Сразу после создания пьесу критиковали. Когда Чехов принес свой первый вариант «Сестер» во МХАТ, актеры заявили, что это просто заготовка для пьесы, а никакая не пьеса. И он за месяц все переделал. Даже переделал финал. Лев Толстой говорил, что если пьяный лежит на диване, а за окном идет дождь, то, по мнению Чехова, это будет пьеса. Для многих режиссеров было трудно сформулировать фабулу (фактическая сторона повествования, события в причинно-следственной, хронологической последовательности. — «Главный») «Трех сестер», чтобы найти подход к пьесе. У вас были подобные трудности?

— У Немировича-Данченко спрашивали, какая сверхзадача в «Трех сестрах». Он отвечал: «Тоска по лучшей жизни». Это хрестоматийная формулировка. Я тоже думаю, что пьеса о тоске по лучшей жизни. Куда? В Москву, в Москву, в Москву! Но они никогда не уедут из своего города. В этом их драма.

 — Я подумал, что идеальным режиссером спектакля по «Трем сестрам» мог бы стать Ларс фон Триер. Периода «Меланхолии». Герои в депрессии. Где-то что-то горит. Приближается трагедия.

— Есть такая линия в этой пьесе, и в моем спектакле тоже она есть. Кроме того... Судьбы героев перекликаются друг с другом. Но по ходу пьесы они никак не влияют друг на друга. Как ни странно.

— Они говорят в воздух и не слышат друг друга.

— Да-да-да, у меня точно такое же ощущение.

— Пожары актуальны для Ростова. Можно сделать спектакль ужасов.

— Сегодня репетировал одну сцену, сказал, должно быть что-то мистическое. Они поняли меня. Будто на нас надвигается какая-то громада.

— Когда 120 лет назад Немирович-Данченко ставил спектакль, тоже что-то надвигалось.

— И опять надвигается громада. И еще там говорится о труде...

— Но вы ставите «Сестер» как комедию?

— Нет.

— Чехов писал после премьеры, что написал легкую комедию, а люди плачут.

— Он говорил это насчет «Вишневого сада».       

— О «Трех сестрах». По словам Станиславского, Чехов «был уверен, что он написал веселую комедию, а на чтении все приняли пьесу как драму и плакали, слушая ее. Это заставило Чехова думать, что пьеса непонятна и провалилась» (Станиславский, т. 1, стр. 235).

— Ну, не знаю...

— Я прочитал, что ранее вы были склонны к экспериментам. Например, вы предлагали, чтобы в спектакле «Ревизор» Владимир Высоцкий говорил по-русски, а все остальные — по-грузински.

— Да. Это было в 1972 году, когда я работал в Батумском драмтеатре. Владимир Семенович приехал тайно, скажем так. А мы с ним очень дружили. И я ему сказал, что у меня есть такая идея. Хлестаков — русский, из Москвы, приезжает в Тбилиси как ревизор. С ревизором они будут говорить по-русски, но с грузинским акцентом. Но эта идея не была реализована, все были заняты. Мне до сих пор жалко, что я этого не сделал. Сейчас поезд ушел: трудно представить, чтобы русский ревизор приехал в Тбилиси... В Братиславе в театре «Новая сцена» мне предложили поставить «На дне». У меня родилась дикая идея, чтобы все герои — наркоманы, проститутки — были творческой интеллигенцией, а происходило все в мастерской художника. Сатин у меня был писателем. Клещ — скульптором. Это был эксперимент для меня и для зрителей тоже.

— Мне показалось, что в советское время «Три сестры» воспринимались зрителями отстраненно. Какие-то сады в частной собственности, какие-то помещики... В жизни советского человека ничего такого не было. А сейчас ситуацию «Трех сестер» можно примерить на себя. У вас нет ощущения, что Чехов вернулся?

— И не только в Россию. Я видел несколько «Трех сестер». Один из них в постановке Питера Штайна. Это был абсолютно чеховский спектакль, хотя его поставил немец. Но! Грузинский театр очень интересный, там очень хорошие режиссеры, но ни разу, даже в театре имени Руставели, не ставили «Трех сестер». Боялись, что ли? До сих пор не могу понять. И так до сих пор. Я, наверное, единственный, кто осмелился ставить Чехова в Грузии. Почему-то говорили, что зрители не любят такие вещи. Почему они это говорили, я до сих пор не могу понять... Такая деталь — сначала Чхеидзе поставил «Коварство и любовь» в Тбилиси, а потом Товстоногов пригласил его в БДТ, и он там поставил «Коварство». Я его спрашивал, в чем отличие. Он сказал, что русский спектакль на полчаса дольше. Это поймут те, кто знает грузинский театр. Мы все время переживаем, что спектакль очень длинный, никто не станет слушать. Русский зритель очень спокойный. Кстати, я читал, что Чехову не понравилась практически ни одна постановка его пьес. Как вы думаете, почему?

— Я так думаю, для Чехова его герои были слегка сумасшедшими, а для зрителей это была норма. Возникало такое непонимание. «Три сестры», на мой взгляд, первая русская пьеса абсурда. А зрителям описанная в пьесе жизнь казалась нормальной.

— Таинственная пьеса, как я думаю. Сколько времени прошло, а ее ставят и ставят. Прошло сто лет, и вдруг оказалось, что эта пьеса опять актуальна. Это хорошо или плохо?

— Это страшно... А вот я хотел спросить: в советское время на вас давила цензура? Мешали ставить?

— Я вам должен сказать очень неординарную вещь. Когда мы ездили на гастроли в Прибалтику, в Москву, у нас спрашивали: «А что, у вас нет советской власти? Вы живете в раю...» Это было не совсем так. Но Шеварнадзе, конечно, дал нам большую свободу. Помните, был такой фильм «Покаяние» (1984 год, режиссер Тенгиз Абуладзе, Гранпри на Каннском кинофестивале в 1987 году, фраза из фильма «эта дорога не ведет к храму» стала мемом. — «Главный»)? Это был заказ Шеварнадзе. Его было трудно протащить... Для нас была очень хорошая пора. Сейчас никакой цензуры нет, но какая-то есть тоска, желание сделать что-то против чего-то. Поэтому ищем новые пути.

— Как вы считаете, есть такой деятель грузинской культуры, которого не заметили в России?

— Нет такого.

— А что с грузинским кино?

— Сейчас мы наблюдаем любопытную вещь. 4 или 5 грузинских фильмов победили на международных кинофестивалях, и у всех у них режиссеры — девочки, я даже не знаком с ними. Новая волна грузинского кино — девичья.

— Недавно посмотрел фильм Отара Иоселиани «Зимняя песня» 2015 года. В Ростове в прокате он не был. А когда-то его фильмы «Жил певчий дрозд», «Пастораль» смотрела вся страна. Вы знакомы с Отаром?

— Конечно. Я чуть его старше. Но у нас была одна команда — Стуруа, Иоселиани. Одно поколение. Мы за что-то боролись и добились очень многого.

— За что вы боролись?

— За свободу, за самостоятельность. Не абстрактную свободу и самостоятельность, а за конкретную — нашего государства. Но это уже из области политики, в которую я не хочу вдаваться. В последнее время дал себе слово, что не буду говорить о политике.

— Согласен. Для России это актуально. Вдруг окажется, что у собеседника другая политическая платформа, и разговор не удастся закончить. 

Источник: Кто главный